Газета «Честное слово» от 27.01.2010 (оригинал)

Не отбирайте у народа его фольклор

«Неужели в нашей жизни еще остался фольклор?» — недоумевала я по дороге в Институт филологии СО РАН, где меня ждали сотрудники сектора фольклора народов Сибири. Оказалось, что он есть, живет и выживает, несмотря на то, что многие коренные этносы оказались под колпаком религиозных сект и технократических процессов. А еще фольклор присутствует даже в городской среде — только мы его не замечаем.

На полках в кабинете передо мной стоят увесистые тома — академическая научная серия «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока», вобравшая в себя архивные материалы и записи экспедиционных исследований последних лет. Мне поясняют, что на сегодня опубликовано 27 томов, причем фольклорные произведения в них изданы на двух языках — на языке коренного этноса и в русском переводе. В планах у Института издать еще 33 тома, и тогда вся серия будет состоять из 60 уникальных книг! И не только книг. Сейчас к бумажным носителям добавляют компакт-диски с аудиоматериалом, а до 1996 года их вполне успешно заменяли грампластинки. Говорят, что скоро добавятся и видео-диски с фильмами об обрядовых традициях, что само по себе представляет большую этнографическую ценность.

— Не думайте, что фольклор умер, — говорит заведующая сектором, доктор филологических наук Евгения Кузьмина. — Просто вы находитесь в городской среде и его не слышите. А фольклор — это те же анекдоты, пословицы, поговорки, просто они настолько привычны, что не воспринимаются как нечто особенное. Знаете, вся Европа очень завидует Сибири, потому что именно здесь, у нас, еще сохранился живой фольклор. Удивительно, что до сих пор героический эпос исполняется в Якутии в живом звучании, хотя и этот жанр постепенно уходит.

Издаваемые нашим сектором тома используются в возрождении фольклора: представители народов Сибири их берут, читают и вновь обретают свой язык и свою культуру. Мы имели дело даже с фольклором ранее бесписьменных народов, например, с фольклором удэгейцев, этносом, проживающим на юге Хабаровского края. Чтобы опубликовать памятники их устной традиции, нам пришлось разработать их алфавит, утвердить его в соответствующих органах, и теперь он используется в школьном образовании. В этом — главная задача нашей работы: сохранить, осмыслить глубину фольклора и вернуть его народу.

Интересно было побывать у белорусов, проживающих в Омской области, где они поселились еще в начале 20-го века. Там мы обнаружили много элементов архаики еще дохристианской, языческой. Например, при постройке дома белорусы еще во второй половине XX века при закладке печи в доме приносили в жертву петуха и закапывали его под печь. Или другой, дошедший до наших дней древний обряд — на кладбище до сих пор прямо на могиле расстилают скатерть, ставят на нее еду, выливают на могилу водку, как бы угощая покойника. Но самое потрясающее, что там до сих пор сохранились похоронные и поминальные плачи. По своей выразительности их можно оценить как высокохудожественные произведения, причем традицией исполнения плачей у сибирских белорусов владеют не только пожилые люди, но и люди средних лет.

А вот у чувашей, живущих в Красноярском крае, до сих пор существует обычай традиционных проводов солдат в армию. Выглядит это так: перед самым отправлением призывник ходит по деревне, и его родственники, друзья, знакомые дарят ему полотенца, большие, длинные, которые вешают на него крест накрест — так они с ним прощаются. Когда он уезжает, то забирает одно полотенце с собой, чтобы благополучно вернуться домой.

— Особую часть любого фольклора составляют пословицы, — продолжает беседу кандидат филологических наук Надежда Ойноткинова. — Пословицы — это образцы, в которых сохраняются стереотипы мышления этноса. Я уже давно занимаюсь алтайскими пословицами, собираю и изучаю их (в конце 2009 г. Н. Ойноткиновой была выпущена книга «Алтайские пословицы и поговорки». — Прим. «ЧС»). Например, у алтайцев очень много пословиц связано с образом коня, который всегда был для них не только транспортным средством, но и лучшим другом. И еще все сибирские народы очень вдумчиво относятся к слову, понимают его важность, по-русски говоря, слово — не воробей.

— Интересно, как соединяются с современностью многие обряды, — добавляет кандидат филологических наук Жанна Юша. — Например, у тувинцев до сих пор сохранились такие обряды детского цикла, как хранение пуповины, имянаречение младенца, стрижка волос в три года. У тувинцев ребенок до трех лет имеет только прозвище, и лишь после трех лет получает свое настоящее имя — это делается в охранных целях. По-прежнему в семьях раз в год проводят освящение домашнего очага. Даже живя в городской квартире, такой обряд совершают у плиты, у микроволновки. Он заключается в том, что самые первые куски приготовленной пищи откладывают специально для духа — хозяина очага, а сам очаг окропляют чаем или молоком и испрашивают себе благополучия.

— Я думаю, что фольклор не умирает совсем, он изменяется, — добавляет специалист по визуальной антропологии Константин Сагалаев. — Хотя есть явления, которые, действительно, уходят и уже редко где встречаются — например, многие обряды. Мы ездили к кетам, которые живут на Енисее и на Подкаменной Тунгуске. Их осталось всего около 1000 человек, а свой язык среди них знают несколько десятков, об обрядах уже и речи нет. У более многочисленных народов, например, у бурят, у хантов, сохранилось больше. У них все еще существуют обряды, на которые не допускаются посторонние, особенно это касается шаманских обрядов: чтобы тебя туда пустили, надо сильно постараться. Но есть ритуальные действа, которые устраиваются только на показ, для прессы. Помню, как мы снимали медвежий праздник у хантов в 2002 году. Все это проводилось в клубе с евроремонтом. Были новые костюмы, новая обстановка, однако все тексты, сама структура обрядов, исполняющие их старики — все это осталось традиционным. Поэтому можно сказать, что в фольклоре меняется что-то внешнее, но суть и смысл его во многом остаются прежними.

Мы сегодня наблюдаем два совершенно противоположных процесса. С одной стороны, с советского и даже с постсоветского времени идет постепенное возрождение национальной культуры, пробуждение народного самосознания. У хантов, святилища которых были когда-то заброшены, появляется желание построить что-то красивое, их святилища возрождаются. А с другой стороны, в разные удаленные уголки Сибири приехали сектанты с Запада. Я видел их и на Камчатке, и на Ямале — это баптисты, протестанты и представители самых разных сект, в основном, христианских. И что происходит? Доверчивые коренные жители, обольщенные сладкими речами и подарками щедрых иностранцев, начинают рушить и жечь свои языческие святилища, стараются забыть свою народную культуру. Я уже говорил вам о кетах… Кетский язык знают всего 30 — 40 человек из тысячи, сейчас пытаются возродить этот язык через преподавание в местных школах. И вот представьте себе — идет урок кетского языка, но вместо того, чтобы преподавать детям родной язык, учительница поет с ними какие-то сектантские молитвы — что с этим делать?! Но фольклор жив, потому что он все еще держится на знатоках народной традиции. Потом, у каждого народа есть хотя бы несколько человек, осознающих ценность своей культуры, которые ею занимаются, изучают, фиксируют ее.

— Даже для носителей языка образцы художественного слова бывают открытием, — делится с нами кандидат филологических наук Юлия Лиморенко. — Национальная поэзия и проза дают понять, каким богатым, разнообразным был язык того или иного народа, какие возвышенные вещи он выражал. И ведь любая сказка сохраняет обороты, идиомы, пословицы, народный юмор. В целом, у фольклорной системы есть до определенной степени способность к адаптации — сама национальная традиция сопротивляется тому, чтобы ее что-то убивало извне. Она старается сохраниться, не потерять сущностных для нее вещей. Я помню, как в экспедиции 2007 года, работая в Момском улусе Республики Саха (Якутия), мы записали мифологические рассказы о Великой Отечественной войне. Удивительно, что их рассказывают точно так же, как и предания о богатырях, которые когда-то жили в этой местности и совершали свои подвиги — эти события в фольклоре совершенно равноправны. Поэтому, если бы мы имели дело лишь с выживанием фольклора, то он наверняка не дожил бы до наших дней, а ведь мы имеем дело с очень древним явлением, дошедшим из глубины веков.

«Неисповедимы пути фольклора», — подумалось мне в конце этой беседы. И то, что он есть — это уже бесконечно много. Я знаю, что до сих пор в сельских клубах проходят концерты русской песни, и люди в деревнях еще не разучились петь под баян и гармошку, пускаться в пляс, сочинять частушки и побасенки, рассказывать детям на ночь народные сказки. Только бы, только бы это жило…

Ирина ФЕДОСЬКИНА,
«ЧЕСТНОЕ СЛОВО»